Почему душа фауста была спасена. «Сюжет трагедии Гёте «Фауст

ПРОБЛЕМА СПАСЕНИЯ В ТРАГЕДИИ И. В. ГЕТЕ "ФАУСТ"

В трагедии Гете Фауст - алхимик и маг - оказывается разочарован своими познаниями и достижениями, своей властью над тайными силами природы. Его пытливый дух влечет его дальше и дальше по пути познания, но он уже старик и его силы на исходе. И вот тогда появляется Мефистофель и предлагает ему молодость и новые неогра-ниченные возможности. На самом деле у Мефистофеля есть своя корыстная цель - заполучить душу Фауста, о чем Мефистофель заключил сделку с Богом (сцена в "Прологе на небесах"). Но это при условии, что Фауст, наконец, будет удовлетворен достигнутым и дух его успокоится. Мефистофель готов служить Фаусту на этих условиях. Первая часть трагедии заканчивается трагически - полюбившая Фауста Маргарита оказывается жертвой своей любви и социальных предрассудков.
Вся вторая часть "Фауста" понадобилась Гете для того, чтобы показать, сколь многое под силу совершить пытливому, неугомонному человеческому духу. Фауст проживает вторую жизнь, наполненную бурными приключениями и событиями. Но не будем забывать, что все свершения Фауста осуществляются благодаря помощи черта Мефистофеля, с его сверхъестественными силами и возможностями. И здесь возникает первая проблема "Фауста": под силу ли человеку самому, без помощи божественных или дьявольских сил, осуществить великие деяния, раскрыть глубочайшие тайны природы и истории? По логике "Фауста" Гете - нет, не под силу. Заметим, что это не только проблема "Фауста" - это проблема всей европейской культуры. У Гете она нашла свое художественное воплощение, но по существу это философская, антропологическая проблема. И любая уступка религии здесь равнозначна поражению человека.
Многие века церковь пыталась внушить человеку сознание его ничтожности, несамостоятельности, его полной зависимости от Бога и высших сил. В средние века появилось еще более мрачное учение о том, что человек может заключить союз с дьяволом, продав ему свою душу. Сотни тысяч невинных людей пострадали из-за этого бредового суеверия. Мыслители эпохи Возрождения впервые подвергли сомнению это учение церкви и провозгласили духовную свободу, величие и достоинство человека. И вот пантеист и великий немецкий поэт, естествоиспытатель и мыслитель, без устали воспевавший величие и творческую мощь природы, свободу и разум человека, столкнувшись с данной проблемой, был вынужден принять ее религиозное решение. Конечно, можно сказать, что "Фауст" Гете - это художественная переработка средневековой легенды о чародее, продавшем душу дьяволу, так что фабула и угол зрения изначально заданы этой легендой. Однако Гете существенно развил религиозную основу и ввел ее в русло традиционной христианской темы спасения души. Христианский миф, при всех языческих и магических включениях в него, решительно возобладал в трагедии над духом Просвещения. Об этом говорит, в первую очередь, "Пролог на небесах" и финал трагедии, где душа Фауста возносится на небеса. И это при том, что сам Гете отнюдь не был ревностным христианином. Как это объяснить? Насколько серьезно сам Гете верил в такое решение?
Первый ответ, так сказать, лежащий на поверхности, - это ссылка на художественную условность религиозных образов в трагедии. Видный исследователь творчества Гете А. Аникст пишет: "Образы господа, архангелов, черта не имели для Гете религиозного значения. В его глазах они были такими же поэтическими символами, как боги Олимпа - Зевс, Афродита, Феб и другие. Гете с подлинно поэтической свободой перерабатывает мифы различного происхождения - древне-греческие, библейские, средневековые. Он не делает различия между ними, одинаково подчиняя разные по происхождению легенды своему философскому и поэтическому замыслу. Под его пером христианские мотивы перестают быть элементами религиозного культа, становясь такими же средствами поэтической выразительнос- ти, как и античные мифы" (Аникст А. Творческий путь Гете, М., 1986, с. 357)
Вроде бы и сам Гете в "Разговорах с Эккерманом" подтверждает эту точку зрения. Возникает вопрос: какое место занимает христиан- ская символика, христианская мифология среди множества языческих мифов и символов, представленных в трагедии? Как они вообще совместимы в сознании Гете и в ткани его художественного текста? Есть ли здесь какая-то иерархия, на вершине которой находится Господь? Или эта пестрая вереница образов - своего рода магический театр, где все персонажи - актеры, олицетворения, аллегории? Конечно, Гете в высокой степени был свойствен культурный плюрализм, как мы сказали бы сегодня, Он чувствовал свою личную причастность ко всем эпохам и всем культурам, был подлинно универсальным человеком и художником. В этом смысле трагедия "Фауст" представляет уникальное по культурному богатству и разнообразию произведение. Можно сказать, что поэт так или иначе выразил в ней духовный опыт всей европейской культуры.
Но мы не должны забывать, что центральная тема всей трагедии, заявленная в "Прологе на небесах", - это тема спасения души Фауста. А это чисто христианская тема, жизненно важная именно для христианина, и вполне безразличная для язычника. Примечательно, что в сознании самого Фауста эта тема вообще не возникает, она для него не актуальна. Обуреваемый самыми разными чувствами и влечениями, живущий богатой событиями, активной жизнью, он ни на минуту не задумывается над своей посмертной участи, о спасении своей души. Эта проблема решается на небесах - но независимо от него самого, от его желания быть спасенным. Возможно ли это? Возможно ли спасение души для неверующего человека, который к этому спасению не стремится и не верит в него? В случае с Маргаритой, простой девушкой, соблазненной Фаустом, ситуация более понятна, она полюбила Фауста всей своей невинной душой, она отдалась ему, согрешив тем самым по церковным понятиям, но она осознает свой грех и верит в милосердие небес - и она спасена. Она достойна спасения - по всем канонам христианского вероучения. Она духовно находится внутри христианства, она никогда не покидала его, она верит в спасение, она полна раскаяния - и поэтому спасена. Священник может избрать эту историю темой для своей проповеди.
Совсем не то в случае Фауста. Он давно утратил детскую веру, давно порвал с церковью, духовно он далек от христианства. Он ученый и маг, его цель - познание мира, овладение его тайнами, и для этой цели все средства хороши. Даже помощь черта. А почему бы нет? Жажда жизни, жажда познания, жажда приключений самоценны, они не связаны никакими моральными нормами и ограничениями. Если во имя полноты жизни и самореализации личности все позволено, то понятия греха, раскаяния и искупления лишены смысла. На совести Фауста достаточно много грехов - и гибель Валентина, брата Маргариты, и гибель самой Маргариты, и смерть Филемона и Бавкиды, и каторжные условия жизни рабочих, по приказу Фауста строящих дамбу в болотах, и многое другое. Но сам Фауст вовсе не осознает их как грехи, он вообще не дает им моральной оценки. Такая оценка только сковала бы его неуемную активность, помешала бы его планам. Его этика - этика делового человека: оправдано все, что целесообразно. Здесь нет места для раскаяния и для молитвы, да и молиться некому. Главное - действие, борьба, успех. Хотя, надо сказать, судьба жестоко посмеялась над ним: в конце трагедии ослепший, постаревший Фауст слышит стук лопат и думает, что это идет работа, задуманная им. На самом деле это лемуры, подвластные Мефистофелю, роют Фаусту могилу. Все его усилия и труды кончились крахом. Его мечтам о "свободном народе на свободной земле" не суждено сбыться. О цене этой утопии он не задумывается.
И все же Гете оправдывает и спасает (в христианском смысле) своего героя. Разумеется, это его право как автора - но где же логика? Как может спастись нераскаявшийся грешник? Одной просьбы Маргариты, будь она даже святой, для этого явно недостаточно. Можно оправдать его, если рассматривать его как реального деятеля со своими плюсами и минусами - но спасение души совсем другое дело. Вряд ли Гете всерьез задумывался над этой богословской проблемой. Весь христианский антураж для него лишь художественный прием, не более. В истинное спасение души он, судя по всему, не верит. Фауст должен быть оправдан - и для этого найден чисто художественный прием. Недаром в финале трагедии автор устами "мистического хора" обращается не к высшему суду Бога-отца, от которого и зависит спасение, а к некой "вечной женственности", которую можно понимать и вполне пантеистически как природу-мать.
К сожалению, символический мистицизм финала трагедии не убеждает читателя в том, что здесь происходит спасение в истинно христианском смысле, хотя душа Фауста возносится на небеса. Куда она попадает на самом деле, остается только гадать. Думаю, что этого не знал и сам Гете. Ему было важно оправдать своего героя любой ценой, и он вполне преуспел в этом. Но сегодня это уже наша проблема. Готовы ли мы вместе с Гете оправдать Фауста?Действительно ли бурная, деятельная жизнь самоценна и стоит выше добра и зла? И цель оправдывает средства? И ради успеха возможен союз хоть с чертом? На эти вопросы, попрежнему актуальные, надо искать ответы нам самим.
18 ноября 2011 г.

June 29th, 2015

Иоганн Вольфганг Гёте. Иллюстрации Сиверцева и Эжена Делакруа.

В трагедии И.В. Гёте «Фауст» проблематика «небес, земли и ада» развивается в «Прологе на небе» — где действуют Господь, архангелы и Мефистофель, Архангелы, поющие славу деяниям Бога, умолкают при появлении Мефистофеля, который с первой же реплики — «К тебе попал я, Боже, на прием…» — словно завораживает своим скептическим обаянием. В разговоре впервые звучит имя Фауста, которого Бог приводит в пример как своего верного и усердного раба. Мефистофель соглашается, что «этот
эскулап» «и рвётся в бой, и любит брать преграды, и видит цель, манящую вдали, и требует у неба звёзд в награду и лучших наслаждений у земли», — отмечая противоречивую двойственную натуру учёного.

Мефистофель над Виттенбергом

Бог разрешает Мефистофелю подвергнуть Фауста любым искушениям, низвести его в любую бездну, веря, что чутье выведет Фауста из тупика. Мефистофель, как истинный дух отрицания, принимает спор, обещая заставить Фауста пресмыкаться и «жрать […] прах от башмака». Грандиозная по масштабу борьба добра и зла, великого и ничтожного, возвышенного и низменного начинается.

Тот, о ком заключён этот спор, проводит ночь без сна в тесной готической комнате со сводчатым потолком. В этой рабочей келье за долгие годы упорного труда Фауст постиг всю земную премудрость. Затем он дерзнул посягнуть на тайны сверхъестественных явлений, обратился к магии и алхимии. Однако вместо удовлетворения на склоне лет он чувствует лишь душевную пустоту и боль от тщеты содеянного. «Я богословьем овладел, над философией корпел, юриспруденцию долбил и медицину изучил. Однако я при этом всем был и остался дураком» — так начинает он свой первый монолог.
Необыкновенный по силе и глубине ум Фауста отмечен бесстрашием перед истиной. Он не обольщается иллюзиями и потому с беспощадностью видит,

сколь ограниченны возможности знания, как несоизмеримы загадки мирозданья и природы с плодами научного опыта. Когда Вагнер в самонадеянной глупости изрекает, что человек дорос до того, чтоб знать ответ на все свои загадки, раздражённый Фауст прекращает беседу. Оставшись один, учёный вновь погружается в состояние мрачной безысходности.

Иллюстрация А.Н. Сиверцева к трагедии И.В. Гёте "Фауст"

Горечь от осознания того, что жизнь прошла в прахе пустых занятий, среди книжных полок, склянок и реторт, приводит Фауста к страшному решению — он готовится выпить яд, чтобы покончить с земной долей и слиться со вселенной. Но в тот миг, когда он подносит к губам отравленный бокал, раздаются колокольный звон и хоровое пение. Идёт ночь Святой Пасхи, Благовест спасает Фауста от самоубийства. «Я возвращён земле, благодаренье за это вам, святые песнопенья!»

Фауст, Мефистофель и барбет

На прогулке к ним прибивается чёрный пудель, которого Фауст затем приводит к себе домой. Стремясь побороть безволье и упадок духа, овладевшие им, герой принимается за перевод Нового Завета. Отвергая несколько вариантов начальной строки, он останавливается на толковании греческого «логос» как «дело», а не «слово», убеждаясь: «В начале было дело», — стих гласит. Однако собака отвлекает его от занятий.

Мефистофель является Фаусту

И наконец она оборачивается Мефистофелем, который в первый раз предстаёт Фаусту в одежде странствующего студента. На настороженный вопрос хозяина об имени гость отвечает, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Новый собеседник, в отличие от унылого Вагнера, ровня Фаусту по уму и силе
прозрения. Гость снисходительно и едко посмеивается над слабостями человеческой природы, над людским уделом, словно проникая в самую сердцевину терзаний Фауста. Заинтриговав учёного и воспользовавшись его дремотой, Мефистофель исчезает.

Мефистофель встречает студента. Мефистофель в кабачке, где пируют студенты

В следующий раз он появляется нарядно одетым и сразу предлагает Фаусту рассеять тоску. Он уговаривает старого отшельника облачиться в яркое платье и в этой «одежде, свойственной повесам, изведать после долгого поста, что означает жизни полнота». Если предложенное наслаждение захватит Фауста настолько, что он попросит остановить мгновенье, то он станет добычей Мефистофеля, его рабом. Они скрепляют сделку кровью и отправляются в странствия — прямо по воздуху, на широком плаще Мефистофеля…

Какие же соблазны приготовил бесстрашному экспериментатору его хромоногий компаньон?

Маргарита и прялка

Вот первое искушение. Она зовётся Маргарита, или Гретхен, ей идет пятнадцатый год, и она чиста и невинна, как дитя. Она выросла в убогом городке, где у колодца кумушки судачат обо всех и все. Они с матерью похоронили отца. Брат служит в армии, а младшая сестрёнка, которую Гретхен вынянчила, недавно умерла. В доме нет служанки, поэтому все домашние и садовые дела на её плечах. «Зато как сладок съеденный кусок, как дорог отдых и как сон глубок!» Эту вот бесхитростную душу суждено было смутить премудрому Фаусту. Встретив девушку на улице, он вспыхнул к ней безумной страстью.

Сводник-дьявол немедленно предложил свои услуги — и вот уже Маргарита отвечает Фаусту столь же пламенной любовью. Мефистофель подначивает Фауста довести дело до конца, и тот не может противиться этому. Он встречается с Маргаритой в саду. Можно лишь догадываться, какой вихрь бушует в её груди, как безмерно её чувство, если она — до того сама праведность, кротость и послушание — не просто отдаётся Фаусту, но и усыпляет строгую мать по его совету, чтобы та не помешала свиданиям.

Мефистофель, соблазняющий Марту

Почему так влечёт Фауста именно эта простолюдинка, наивная, юная и неискушённая? Может быть, с ней он обретает ощущение земной красоты, добра и истины, к которому прежде стремился? При всей своей неопытности Маргарита наделена душевной зоркостью и безупречным чувством правды. Она сразу различает в Мефистофеле посланца зла и томится в его обществе. «О, чуткость ангельских догадок!» — роняет Фауст.

Любовь дарит им ослепительное блаженство, но она же вызывает цепь несчастий. Случайно брат Маргариты Валантен, проходя мимо её окна, столкнулся с парой «ухажеров» и немедленно бросился драться с ними. Мефистофель не отступил и обнажил шпагу. По знаку дьявола Фауст тоже ввязался в этот бой и заколол брата возлюбленной.

Дуэль Фауста и Валантена

Умирая, Валантен проклял сестру-гуляку, предав её всеобщему позору. Фауст не сразу узнал о дальнейших её бедах. Он бежал от расплаты за убийство, поспешив из города вслед за своим вожатым. А что же Маргарита? Оказывается, она своими руками невольно умертвила мать, потому что та однажды не проснулась после сонного зелья. Позже она родила дочку — и утопила её в реке, спасаясь от мирского гнева. Кара не миновала её — брошенная возлюбленная, заклеймённая как блудница и убийца, она заточена в тюрьму и в колодках ожидает казни.
Её любимый далеко. Нет, не в её объятиях он попросил мгновенье повременить. Сейчас вместе с неотлучным Мефистофелем он мчится не куда-нибудь, а на сам Брокен, — на этой горе в Вальпургиеву ночь начинается шабаш ведьм. Вокруг героя царит истинная вакханалия — мимо проносятся ведьмы, перекликаются бесы, кикиморы и черти, все объято разгулом, дразнящей стихией порока и блуда. Фауст не испытывает страха перед кишащей повсюду нечистью, которая являет себя во всем многоголосом откровении бесстыдства. Это захватывающий дух бал сатаны. И вот уже Фауст выбирает здесь красотку помоложе, с которой пускается в пляс. Он оставляет её лишь тогда, когда из её рта неожиданно выпрыгивает розовая мышь. «Благодари, что мышка не сера, и не горюй об этом так глубоко», — снисходительно замечает на его жалобу Мефистофель.


Однако Фауст не слушает его. В одной из теней он угадывает Маргариту. Он видит её заточенной в темнице, со страшным кровавым рубцом на шее, и холодеет. Бросаясь к дьяволу, он требует спасти девушку. Тот возражает: разве не сам Фауст явился её соблазнителем и палачом? Герой не желает медлить. Мефистофель обещает ему наконец усыпить стражников и проникнуть в тюрьму. Вскочив на коней, двое заговорщиков несутся назад в город. Их сопровождают ведьмы, чующие скорую смерть на эшафоте.
Последнее свидание Фауста и Маргариты — одна из самых трагических и проникновенных страниц мировой поэзии.
Испившая все беспредельное унижение публичного позора и страдания от совершенных ею грехов, Маргарита лишилась рассудка. Простоволосая, босая, она поёт в заточении детские песенки и вздрагивает от каждого шороха. При появлении Фауста она не узнает его и съёживается на подстилке. Он в отчаянье слушает её безумные речи. Она лепечет что-то о загубленном младенце, умоляет не вести её под топор. Фауст бросается перед девушкой на колени, зовёт её по имени, разбивает её цепи. Наконец она сознает, что перед нею Друг. «Ушам поверить я не смею, где он? Скорей к нему на шею! Скорей, скорей к нему на грудь! Сквозь мрак темницы неутешный, сквозь пламя адской тьмы кромешной, и улюлюканье и вой…»

Она не верит своему счастью, тому, что спасена. Фауст лихорадочно торопит её покинуть темницу и бежать. Но Маргарита медлит, жалобно просит приласкать её, упрекает, что он отвык от неё, «разучился целоваться»… Фауст снова теребит её и заклинает поспешить. Тогда девушка вдруг начинает вспоминать о своих смертных грехах — и безыскусная простота её слов заставляет Фауста холодеть от ужасного предчувствия. «Усыпила я до смерти мать, дочь свою утопила в пруду. Бог думал её нам на счастье дать, а дал на беду». Прерывая возражения Фауста, Маргарита переходит к последнему завету. Он, её желанный, должен обязательно остаться в живых, чтобы выкопать «лопатой три ямы на склоне дня: для матери, для брата и третью для меня. Мою копай сторонкой, невдалеке клади и приложи ребёнка тесней к моей груди». Маргариту опять начинают преследовать образы погибших по её вине — ей мерещится дрожащий младенец, которого она утопила, сонная мать на пригорке… Она говорит Фаусту, что нет хуже участи, чем «шататься с совестью больной», и отказывается покинуть темницу. Фауст порывается остаться с нею, но девушка гонит его. Появившийся в дверях Мефистофель торопит Фауста. Они покидают тюрьму, оставляя Маргариту одну. Перед уходом Мефистофель бросает, что Маргарита осуждена на муки как грешница. Однако голос свыше поправляет его: «Спасена». Предпочтя мученическую смерть, Божий суд и искреннее раскаяние побегу, девушка спасла свою душу. Она отказалась от услуг дьявола.

В начале второй части мы застаём Фауста, забывшегося на зелёном лугу в тревожном сне. Летучие лесные духи дарят покой и забвение его истерзанной угрызениями совести душе. Через некоторое время он просыпается исцелённый, наблюдая восход солнца. Его первые слова обращены к ослепительному светилу. Теперь Фауст понимает, что несоразмерность цели возможностям человека может уничтожить, как солнце, если смотреть на него в упор. Ему милей образ радуги, «которая игрою семицветной изменчивость возводит в постоянство». Обретя новые силы в единении с прекрасной природой, герой продолжает восхождение по крутой спирали опыта.
На этот раз Мефистофель приводит Фауста к императорскому двору. В государстве, куда они попали, царит разлад по причине оскудения казны. Никто не знает, как поправить дело, кроме Мефистофеля, выдавшего себя за шута. Искуситель развивает план пополнения денежных запасов, который вскоре блестяще реализует. Он пускает в обращение ценные бумаги, залогом которых объявлено содержание земных недр. Дьявол уверяет, что в земле множество золота, которое рано или поздно будет найдено, и это покроет стоимость бумаг. Одураченное население охотно покупает акции, «и деньги потекли из кошелька к виноторговцу, в лавку мясника. Полмира запило, и у портного другая половина шьёт обновы». Понятно, что горькие плоды аферы рано или поздно скажутся, но пока при дворе царит эйфория, устраивается бал, а Фауст как один из чародеев пользуется невиданным почётом.


Мефистофель вручает ему волшебный ключ, дающий возможность проникнуть в мир языческих богов и героев. Фауст приводит на бал к императору Париса и Елену, олицетворяющих мужскую и женскую красоту. Когда Елена появляется в зале, некоторые из присутствующих дам делают в её адрес критические замечания. «Стройна, крупна. А голова — мала… Нога несоразмерно тяжела…» Однако Фауст всем существом чувствует, что перед ним заветный в своём совершенстве духовный и эстетический идеал. Слепящую красоту Елены он сравнивает с хлынувшим потоком сиянья. «Как мир мне дорог, как впервые полон, влекущ, доподлинен, неизглаголан!» Однако его стремление удержать Елену не даёт результата. Образ расплывается и исчезает, раздаётся взрыв, Фауст падает наземь.
Теперь герой одержим идеей найти прекрасную Елену. Его ждёт долгий путь через толщи эпох. Этот путь пролегает через его бывшую рабочую мастерскую, куда перенесёт его в забытьи Мефистофель. Мы вновь встретимся с усердным Вагнером, дожидающимся возвращения учителя. На сей раз учёный педант занят созданьем в колбе искусственного человека, твёрдо полагая, что «прежнее детей прижитье — для нас нелепость, сданная в архив». На глазах усмехающегося Мефистофеля из колбы рождается Гомункул, страдающий от двойственности собственной природы.
Когда наконец упорный Фауст разыщет прекрасную Елену и соединится с нею и у них родится ребёнок, отмеченный гениальностью — Гете вложил в его образ черты Байрона, — контраст между этим прекрасным плодом живой любви и несчастным Гомункулом выявится с особой силой. Однако прекрасный Эвфорион, сын Фауста и Елены, недолго проживёт на земле. Его манят борьба и вызов стихиям. «Я не зритель посторонний, а участник битв земных», — заявляет он родителям. Он уносится ввысь и исчезает, оставляя в воздухе светящийся след. Елена обнимает на прощанье Фауста и замечает: «На мне сбывается реченье старое, что счастье с красотой не уживается…» В руках у Фауста остаются лишь её одежды — телесное исчезает, словно знаменуя преходящий характер абсолютной красоты.

Мефистофель в семимильных сапогах возвращает героя из гармоничной языческой античности в родное средневековье. Он предлагает Фаусту различные варианты того, как добиться славы и признания, однако тот отвергает их и рассказывает о собственном плане. С воздуха он заметил большой кусок суши, которую ежегодно затопляет морской прилив, лишая землю плодородия, Фаустом владеет идея построить плотину, чтобы «любой ценою у пучины кусок земли отвоевать». Мефистофель, однако, возражает, что пока надо помочь их знакомому императору, который после обмана с ценными бумагами, пожив немного всласть, оказался перед угрозой потери трона. Фауст и Мефистофель возглавляют военную операцию против врагов императора и одерживают блестящую победу.
Теперь Фауст жаждет приступить к осуществлению своего заветного замысла, однако ему мешает пустяк. На месте будущей плотины стоит хижина старых бедняков — Филемона и Бавкиды. Упрямые старики не желают поменять своё жилище, хотя Фауст и предложил им другой кров. Он в раздражённом нетерпении просит дьявола помочь справиться с упрямцами. В результате несчастную чету — а вместе с ними и заглянувшего к ним гостя-странника — постигает безжалостная расправа.

Мефистофель со стражниками убивают гостя, старики умирают от потрясения, а хижина занимается пламенем от случайной искры. Испытывая в очередной раз горечь от непоправимости случившегося, Фауст восклицает: «Я мену предлагал со мной, а не насилье, не разбой. За глухоту к моим словам проклятье вам, проклятье вам!»
Он испытывает усталость. Он снова стар и чувствует, что жизнь опять подходит к концу. Все его стремленья сосредоточены теперь в достижении мечты о плотине. Его ждёт ещё один удар — Фауст слепнет. Его объемлет ночная тьма. Однако он различает стук лопат, движение, голоса. Им овладевает неистовая радость и энергия — он понимает, что заветная цель уже брезжит. Герой начинает отдавать лихорадочные команды: «Вставайте на работу дружным скопом! Рассыпьтесь цепью, где я укажу. Кирки, лопаты, тачки землекопам! Выравнивайте вал по чертежу!»

Незрячему Фаусту невдомёк, что Мефистофель сыграл с ним коварную штуку. Вокруг Фауста копошатся в земле не строители, а лемуры, злые духи. По указке дьявола они роют Фаусту могилу. Герой между тем исполнен счастья. В душевном порыве он произносит последний свой монолог, где концентрирует обретённый на трагическом пути познания опыт. Теперь он понимает, что не власть, не богатство, не слава, даже не обладание самой прекрасной на земле женщиной дарует подлинно высший миг существования. Только общее деяние, одинаково нужное всем и осознанное каждым, может придать жизни высшую полноту. Так протягивается смысловой мост к открытию, сделанному Фаустом ещё до встречи с Мефистофелем: «В начале было дело». Он понимает, «лишь тот, кем бой за жизнь изведан, жизнь и свободу заслужил». Фауст произносит сокровенные слова о том, что он переживает свой высший миг и что «народ свободный на земле свободной» представляется ему такой грандиозной картиной, что он мог бы остановить это мгновение.

Немедленно жизнь его прекращается. Он падает навзничь. Мефистофель предвкушает момент, когда по праву завладеет его душой. Но в последнюю минуту ангелы уносят душу Фауста прямо перед носом дьявола. Впервые Мефистофелю изменяет самообладание, он неистовствует и проклинает сам себя.
Душа Фауста спасена, а значит, его жизнь в конечном счёте оправдана. За гранью земного существования его душа встречается с душой Гретхен, которая становится его проводником в ином мире.
…Гете закончил «Фауста» перед самой смертью. «Образуясь, как облако», по словам писателя, этот замысел сопровождал его всю жизнь.

«Фауст» — это произведение, заявившее о своем величии после смерти автора и не утихающее с тех самых пор. Словосочетание «Гете – Фауст» настолько на слуху, что даже не увлекающийся литературой человек слышал о нем, может, даже не подозревая, кто кого написал – то ли Гете Фауста, то ли Фауст Гете. Однако философская драма — не только бесценное наследие писателя, но и одно из ярчайших явлений эпохи Просвещения.

«Фауст» не только дарит читателю завораживающий сюжет, мистику, и таинственность, но и поднимает важнейшие философские вопросы. Гете писал это произведение на протяжении шестидесяти лет своей жизни, а опубликована пьеса была уже после смерти писателя. История создания произведения интересна не только долгим сроком его написания. Уже название трагедии непрозрачно намекает на жившего в XVI веке лекаря Иоганна Фауста, который в силу своих достоинств обзавелся завистниками. Доктору приписывали сверхъестественные способности, якобы он может даже воскрешать людей из мертвых. Автор меняет сюжет, дополняет пьесу героями и событиями и, словно по красной дорожке, торжественно входит в историю мирового искусства.

Суть произведения

Драма открывается посвящением, после следуют два пролога и две части. Продажа душу дьяволу – сюжет на все времена, кроме того, любопытного читателя ждет еще и путешествие во времени.

В театральном прологе начинается спор между директором, актером и поэтом, и у каждого из них, по сути, своя правда. Директор пытается разъяснить творцу, что нет смысла создавать великое произведение, так как большинство зрителей не способно оценить его по достоинству, на что поэт упорно и возмущенно отвечает несогласием – он считает, что для творческого человека в первую очередь важен не вкус толпы, а идея самого творчества.

Перевернув страницу, мы видим, что Гете отправил нас на небо, где завязывается новый спор, только уже между чертом Мефистофелем и Богом. По мнению представителя тьмы, человек не достоин никаких похвал, и Бог разрешает проверить силы любимого творения в лице трудолюбивого Фауста, чтобы доказать черту обратное.

Следующие две части – попытка Мефистофеля выиграть спор, а именно дьявольские искушения одно за другим пойдут в ход: алкоголь и веселье, молодость и любовь, богатство и власть. Любое желание без всяких препятствий, пока Фауст не найдет, что именно достойно жизни и счастья и равноценно душе, которую дьявол обычно забирает за свои услуги.

Жанр

Сам Гете назвал свое произведение трагедией, а литературоведы – драматической поэмой, о чем также трудно спорить, ведь глубина образов и сила лиризма «Фауста» необычайно высокого уровня. Жанровая природа книги склоняется и в сторону пьесы, хотя на сцене могут быть поставлены лишь отдельные эпизоды. В драме так же присутствуют эпическое начало, лирические и трагические мотивы, поэтому ее сложно отнести к определенному жанру, но не будет ошибочным утверждать, что великий труд Гете – философская трагедия, поэма и пьеса в одном лице.

Главные герои и их характеристика

1. Фауст – главный герой трагедии Гете, выдающийся ученый и врач, познавший многие таинства наук, но все равно разочаровавшийся в жизни. Он не удовлетворен теми обрывочными и неполными сведениями, которыми владеет, и ему кажется, что уже ничего не поможет ему прийти к познанию высшего смысла бытия. Отчаявшийся персонаж даже задумывался о самоубийстве. Он заключает договор с посланцем темных сил для того, чтобы найти счастье – то, ради чего действительно стоит жить. Прежде всего, им управляют жажда знаний и свобода духа, поэтому он становится непростой задачей для черта.
2. «Частица силы, желавшей вечно зла, творившей лишь благое» — довольно противоречивый образ черта Мефистофеля. Средоточие злых сил, посланец ада, гений соблазна и антипод Фауста. Персонаж считает, что «достойно гибели все то, что существует», ведь он умеет манипулировать самым лучшим божественным творением через его многочисленные уязвимости, и все вроде бы указывает на то, как отрицательно читатель должен относиться к черту, но, черт возьми! Герой вызывает симпатию даже у Бога, что уж говорить о читающей публике. Гете создает не просто сатану, а остроумного, язвительного, проницательного и циничного трикстера, от которого так трудно отвести глаза.
3. Из действующих лиц так же можно отдельно выделить Маргариту (Гретхен). Юная, скромная, верующая в Бога простолюдинка, возлюбленная Фауста. Земная простая девушка, заплатившая за спасение своей души собственной жизнью. Главный герой влюбляется в Маргариту, но она – не смысл его жизни.

Темы

Произведение, содержащее соглашение трудолюбивого человека и черта, иными словами – сделку с дьяволом, дарит читателю не только захватывающий, полный приключений сюжет, но и актуальные темы для размышления. Мефистофель испытывает главного героя, даруя ему абсолютно иную жизнь, и теперь «книжного червя» Фауста ждут веселье, любовь и богатство. В обмен на земное блаженство тот отдает Мефистофелю душу, которая после смерти должна отправиться в ад.

1. Наиболее важная тема произведения – вечное противоборство добра и зла, где сторона зла, Мефистофель, пытается совратить доброго отчаявшегося Фауста.
2. После посвящения затаилась и тема творчества в театральном прологе. Позицию каждого из спорящих можно понять, ведь директор думает о вкусе публики, которая платит деньги, актер – о наиболее выгодной роли, чтобы понравиться толпе, а поэт – о творчестве в целом. Нетрудно догадаться, как искусство понимает Гете и на чьей стороне он стоит.
3. «Фауст» — настолько многогранное произведение, что здесь мы найдем даже тему эгоизма, которая не бросается в глаза, однако при обнаружении объясняет, почему персонаж не был удовлетворен знаниями. Герой просвещался лишь для себя, а не помогал народу, поэтому его накопленные годами сведения были бесполезны. Отсюда вытекает и тема относительности любого знания – то, что они непродуктивны без применения, разрешает вопрос, почему познание наук не привело Фауста к смыслу жизни.
4. Легко проходя через соблазнение вином и весельем, Фауст и не догадывается, что следующее испытание дастся намного труднее, ведь ему предстоит предаться неземному чувству. Встречая юную Маргариту на страницах произведения и видя безумную страсть Фауста к ней, мы разглядываем тему любви. Девушка привлекает главного героя чистотой и безупречным чувством правды, кроме того, она догадывается о натуре Мефистофеля. Любовь персонажей влечет за собою несчастья, и в темнице Гретхен раскаивается за свои грехи. Следующая встреча влюбленных ожидается только на небесах, но в объятиях Маргариты Фауст не просил повременить мгновенье, в противном случае произведение завершилось бы без второй части.
5. Присматриваясь к возлюбленной Фауста, отметим, что юная Гретхен вызывает симпатию у читателей, однако она виновна в смерти своей матери, которая не проснулась после сонного зелья. Так же по вине Маргариты умирают еще ее брат Валентин и внебрачный ребенок от Фауста, за что девушка оказывается в темнице. Она испытывает страдания от совершенных ею грехов. Фауст предлагает ей сбежать, но пленница просит его уйти, отдаваясь полностью своим мучениям и раскаянию. Так в трагедии поднимается еще одна тема – тема нравственного выбора. Гретхен предпочла смерть и Божий суд побегу с чертом, и тем самым спасла свою душу.
6. Великое наследие Гете таит в себе и философские полемические моменты. Во второй части мы вновь заглянем в кабинет Фауста, где усердный Вагнер работает над экспериментом, создавая человека искусственным путем. Сам образ Гомункула – уникальный, прячущий разгадку в его жизни и поисках. Он томится по реальному существованию в реальном мире, хотя ему известно то, что еще не может осознать Фауст. Замысел Гете добавить в пьесу такого неоднозначного персонажа, как Гомункул, раскрывается в представлении энтелехии, духа, каким он вступает в жизнь до всякого опыта.

Проблемы

Итак, Фауст получает второй шанс провести свою жизнь, уже не сидя у себя в кабинете. Немыслимо, но любое желание может вмиг исполниться, героя окружают такие соблазны дьявола, перед которыми довольно трудно устоять обычному человеку. Возможно ли остаться собой, когда все подчинено твоей воле, — главная интрига такой ситуации. Проблематика произведения кроется именно в ответе на вопрос, реально ли устоять на позициях добродетели, когда все, чего ты только желаешь, сбывается? Гете ставит Фауста нам в пример, ведь персонаж не позволяет Мефистофелю полностью овладеть своим разумом, а по-прежнему ищет смысл жизни, то, ради чего мгновенье может действительно повременить. Стремившийся к истине, добрый врач не только не превращается в часть злого демона, своего искусителя, но и не теряет своих самых положительных качеств.

1. Проблема поиска смысла жизни так же является актуальной в произведении Гете. Именно от кажущегося отсутствия истины Фауст и задумывается о самоубийстве, ведь его труды и достижения не принесли ему удовлетворения. Однако, проходя с Мефистофелем через все, что может стать целью жизни человека, герой все-таки познает истину. И так как произведение относится к , взгляд главного персонажа на окружающий мир совпадает с мировоззрением этой эпохи.
2. Если внимательно присмотреться к главному герою, то можно заметить, что трагедия поначалу не выпускает его из собственного кабинета, да и сам он не особо пытается из него выходить. В этой важной детали скрывается проблема трусости. Изучая науки, Фауст, будто боясь самой жизни, прятался от нее за книгами. Поэтому явление Мефистофеля важно не только спором между Богом и сатаной, но и для самого испытуемого. Черт выводит талантливого врача на улицу, окунает его в реальный мир, полный загадок и приключений, таким образом, персонаж перестает прятаться в страницах учебников и живет заново, по-настоящему.
3. Произведение так же представляет читателям отрицательный образ народа. Мефистофель еще в «Прологе на небе» говорит о том, что божье создание не ценит разум и ведет себя подобно скоту, поэтому он испытывает отвращение к людям. Господь в качестве обратного аргумента приводит Фауста, но с проблемой невежества толпы читатель все равно еще столкнется в кабачке, где собираются студенты. Мефистофель рассчитывает, что персонаж поддастся веселью, но тот, напротив, желает скорее удалиться.
4. Пьеса выводит в свет довольно противоречивых героев, и Валентин, брат Маргариты, так же является отличным примером. Он заступается за честь своей сестры, когда влезает в драку с ее «ухажерами», вскоре умирает от шпаги Фауста. Произведение раскрывает проблему чести и бесчестия как раз на примере Валентина и его сестры. Достойный поступок брата вызывает уважение, но тут довольно двояко: ведь умирая, он проклинает Гретхен, таким образом, предает ее всеобщему позору.

Смысл произведения

После долгих совместных с Мефистофелем приключений Фауст все-таки обретает смысл существования, представляя себе процветающую страну и свободный народ. Как только герой понимает, что в постоянном труде и способности жить ради других кроется истина, он произносит заветные слова «Мгновенье! О, как прекрасно ты, повремени» и умирает. После смерти Фауста ангелы спасли его душу от злых сил, награждая его неутолимое желание просвещаться и стойкость перед соблазнами демона во имя достижения своей цели. Идея произведения скрывается не только в направлении души главного героя в рай после соглашения с Мефистофелем, но и в реплике Фауста: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой». Гете подчеркивает свою мысль тем, что благодаря преодолению преград ради пользы народа и саморазвитию Фауста, посланец ада проигрывает спор.

Чему учит?

Гете не только отражает идеалы просветительской эпохи в своем произведении, но и вдохновляет нас на раздумья о высоком предназначении человека. Фауст дает публике полезный урок: постоянное стремление к истине, познание наук и желание помогать народу спасают душу от ада даже после сделки с чертом. В реальном мире нет гарантии, что Мефистофель даст нам вдоволь поразвлечься прежде, чем мы осознаем великий смысл бытия, поэтому внимательный читатель должен мысленно пожать Фаусту руку, похвалив его за стойкость и поблагодарив за такую качественную подсказку.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Сочинение

Произведение открывается лирическим посвящением. Поэт с грустью вспоминает о невозвратном времени юности, когда он задумал писать свою поэму. Он посвящает вступление к поэме родным и друзьям своей юности, тем, кто уже умер или находится вдали: «Вы вновь со мной, туманные виденья, мне в юности мелькнувшие давно…» Поэт с благодарностью вспоминает «всех, кто жил в тот полдень лучезарный».

После «Посвящения» следует «Театральное вступление», непосредственно не связанное с сюжетом поэмы. Директор театра, Поэт и Комический актер в беседе обсуждают проблемы художественного творчества. Должно ли искусство служить толпе или оставаться верным своему высокому назначению? Этот разговор является отражением взглядов самого Гете на искусство.

Пролог на небесах

В «Прологе на небесах» заключена завязка трагедии. Здесь действуют Господь, архангелы (Рафаил, Гавриил и Михаил) и Мефистофель. Архангелы поют хвалу деяниям Госиода, создавшего Вселенную. Они рисуют картину природы, величие которой невозможно постичь разумом: «В пространстве, хором сфер объятом, свой голос солнце подает, свершая с громовым раскатом предписанный круговорот… И с непонятной быстротою внизу вращается Земля, на ночь со страшной темнотою и светлый полдень круг деля…» Славословие архангелов прерывает Мефистофель своей саркастической репликой: «К тебе попал я, Боже, на прием, чтоб доложить о пашем положенье…» Не все на земле так прекрасно, как только что уверяли в своих высокопарных тирадах архангелы. На земле, говорит Мефистофель, «люди бьются, маясь», там «беспросветный мрак, и человеку худо, что даже я щажу его покуда».

Между Богом и Мефистофелем завязывается спор. Впервые звучит имя ученого мужа Фауста, которого Бог приводит в пример как своего верного и усердного раба. Мефистофель отвечает, что «этот эскулап» не похож на прочих рабов, что в нем нет покорности и умиротворенности. Он отмечает противоречивую, двойственную натуру Фауста:

«Он рвется в бой, и любит брать преграды, И видит цель, манящую вдали, И требует у неба звезд в награду И лучших наслаждений у земли, И век ему с душой не будет сладу…»

Мефистофель считает, что он может дать Фаусту земные радости, которые увлекут его и заставят забыть о высоких порывах к знанию. Бог разрешает Мефистофелю подвергнуть Фауста любым искушениям, низвести его в любую.бездну, считая, что чутье выведет Фауста из тупика. Мефистофель принимает спор, он уверен, что выиграет его, что заставит Фауста «ползать в помете» и «жрать… прах от башмака». Если Фауст признает себя удовлетворенным жизнью, его душа будет отдана Мефистофелю. Бог предоставляет Мефистофелю право бороться за душу ученого. Грандиозная по масштабу борьба добра и зла, возвышенного и низменного начинается.

Сцена 2. «У городских ворот»

В яркий праздничный день пестрая толпа гуляющих горожан направляется за город. Фауст и его помощник Вагнер - сухой педант, «скучный, ограниченный школяр» - присоединяются к праздничной толпе. Все окрестные жители почитают Фауста: он сам и его отец без устали лечили людей, спасая их от болезней. Его не пугала ни «язва моровая», ни чума. Простые горожане и крестьяне приветствуют док-гора, кланяются ему и уступают дорогу. Но это искреннее признание не доставляет радости Фаусту. Он далек от того, чтобы переоценивать собственные заслуги. На слова Вагнера о том, что доктор должен гордиться такой любовью народа, Фауст отвечает, что часто лечил людей, так и не узнав потом, помогло ли человеку лечение и выжил ли он. Фауст признается Вагнеру:

* «…две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом. Одна, как страсть любви, пылка И жадно льнет к земле всецело, Другая вся за облака Так и рванулась бы из тела».
* На прогулке к Фаусту и Вагнеру прибивается странный черный пес, которого Фауст принял было за оборотня:
* «Кругами, сокращая их охваты, Все ближе подбирается он к нам. И, если я не ошибаюсь, пламя За ним змеится по земле полян».
* Вагнер успокаивает Фауста: «Вы видите, не призрак - пес простой. Ворчит, хвостом виляет, лег на брюхо. Все, каку псов, и не похож на духа». Фауст забирает пса с собой.

Сцены 3 и 4. Кабинет Фауста

Фауст в своем рабочем кабинете, и снова им владеют мучительные и тяжкие сомнения. У ног его черный пудель - пес, который пристал к нему на прогулке. Стремясь побороть растущее беспокойство, «вялость в мыслях и разброд», Фауст принимается за перевод на немецкий язык Нового завета.

* «В начале было Слово»,- читает он в Евангелии. Но толкование гре-’ ческого «Логос» как «Слова» не устраивает его, и он пытается подставить другие понятия: сначала «Мысль», затем «Силу» и, наконец, «Дело». «В начале было Дело!» - стих гласит»,- восклицает Фауст, ибо для него действовать - превыше всего.

Но тут от занятий его отвлекает черный пес, Фауст пытается выгнать его из комнаты, но пес вдруг «напыжился, как пузырь», вырос «ввысь и вширь» и в конце концов обернулся Мефистофелем, который в первый раз предстает переддоктором в обличье странствующего студента. Фауст удивлен: «Вот, значит, чем был пудель начинен! Скрывала школяра в себе собака? » На вопрос хозяина об имени неожиданный гость отвечает, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла… я дух, всегда привыкший отрицать».

Гость снисходительно посмеивается надчеловеческими слабостями, над людским уделом и признается Фаусту, что мир сносит пока его нападки «без урона». Не сладив в целом со Вселенной, Мефистофель вредит по мелочам:

* «Я донимал его землетрясеньем, Пожарами лесов и наводненьем,- И хоть бы что! Я цели не достиг. И море в целости, и материк».

Мефистофель хочет прельстить Фауста маленькими радостями жизни и «в подтвержденье дружеского чувства» развлечь его. Он призывает на помощь духов; те водят «хоровод» вокруг доктора, поют о плотских радостях, когда «раннею ранью и до захода - песни, гулянье и хороводы, небо, трава. И поцелуи напропалую…» Фауст засыпает под этот хоровод, а Мефистофель тем временем исчезает. В следующей сцене Мефистофель опять появляется в кабинете Фауста, но теперь он «расфрантился пестро». На нем «камзол в обтяжку, на плечах накидка, на шляпе петушиное перо, а сбоку шпага…» На сей раз он с места в карьер предлагает старому отшельнику развеять тоску и, облачившись в яркое платье, «изведать после долгого поста, что означает жизни полнота». Фауст отнекивается, говоря, что в любом платье будет ощущать «тоску существованья», что он «жизнь отверг» и с тоской ждет смерти. На это Мефистофель с иронией замечает ему: «Смерть - посетитель не ахти какой». Он уговаривает Фауста перестать «заигрывать с тоской », предлагая ему свое общество и уверяя, что Фаусту не придется с ним скучать: «Я дам тебе, чего не видел свет». Если предложенное наслаждение захватит Фауста настолько, что он попросит остановить это мгновение, то он станет добычей Мефистофеля, и Мефистофель волен забрать его душу.

Фауст в конце концов соглашается подписать договор с дьяволом. По этому договору Мефистофель должен служить Фаусту и исполнять все его желания до тех пор, пока тот не воскликнет: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Фауст дает Мефистофелю расписку, подписанную кровью. Скрепив кровью договор, они отправляются в странствия - прямо по воздуху, на широко расстеленном плаще Мефистофеля.

Сцена 12. Сад

За время, прошедшее между этими сценами, к Фаусту вернулась молодость - тридцать лет сброшены с плеч. Мефистофель свел Фауста с ведьмой, которая омолодила его, дав выпить волшебный напиток, и сделала более восприимчивым к чувственным наслаждениям. Фауст теперь молод, красив, кровь его бурлит, и он не знает больше колебаний в своей решимости познать все наслаждения жизни и постичь высшее счастье. Мефистофель радуется, что заставил забыть его о влечении к знаниям и науке.

Однако какое же искушение придумал хромоногий черт своему подопечному? Одно из них зовется Маргарита, или Гретхен. Ей пятнадцатый год, она простая, чистая и невинная девушка. Гретхен выросла в маленьком городишке, где у колодца судачат кумушки, обсуждая всех. Семья ее небогата, хотя отец и оставил небольшое состояние - и «сад, и домик малый в слободе». Вдоме нет служанки, и девушке приходится все работы по дому делать самой. Брат ее служит в армии, а младшая сестренка, которую она вынянчила, недавно умерла. Между Фаустом и Гретхен с ее наивной простотой - большая дистанция. Но именно это пленяет в ней Фауста. Увидев на улице идущую из церкви Маргариту, Фауст вспыхнул к ней безумной страстью. В ответ на предложение проводить ее девушка отвечает гневным отказом. И тогда свои услуги предлагает сводник-дьявол. Маргарита отвечает Фаусту столь же пламенной любовью. Они встречаются в саду. Маргарита срывает ромашку и, обрывая один за другим лепестки, гадает: «Не любит. Любит. Нет… Любит!»
Ее чувство безмерно, о его глубине и силе мы можем лишь догадываться, если эта кроткая и наивная девушка не просто становится возлюбленной Фауста, но и впоследствии усыпляет по его совету свою мать, чтобы та не мешала их свиданиям. Фауста влечет эта юная и неискушенная простолюдинка, возможно оттого, что с ней он обретает ощущение красоты и добра, к которому прежде стремился. Любовь дарит им блаженство, но она же становится и причиной несчастий.

Сцена 19. Ночь. Улица перед домом Гретхен

До брата Маргариты, Валентина, доходят слухи, что его сестра, которую раньше всем ставили в-пример, уже не может служить образцом нравственности. Проходя мимо окон Гретхен, Валентин случайно сталкивается с Фаустом и Мефистофелем. Догадываясь, что один из них «любезник сестрин», он бросается в драку. По знаку своего хромоногого компаньона («Смелее, доктор! Шпагу вон! Вперед!») Фауст ввязывается в бой. Вместе с Мефистофелем они сражаются против Валентина, и Фауст закалывает брата своей возлюбленной. Увидев, что Валентин поражен шпагой, Фауст со своим вожатым скрывается с места события. Умирая, Валентин проклинает свою сестру, называет ее шлюхой и предает всеобщему позору.

Итак, Фауст бежал от расплаты за убийство, поспешив убраться из города. Что же случилось с тех пор с Маргаритой? Несчастная девушка стала тяжкой преступницей. Как оказалось, она невольно умертвила мать, потому что та однажды не проснулась после сонного зелья. Позже Маргарита родила девочку и, спасаясь от людской молвы, утопила ее в реке. Теперь она, заклейменная как убийца и блудница, заточена в тюрьму и ожидает казни. Фауст узнает об этом несчастье и обрушивается на Мефистофеля с упреками. Мефистофель с холодной усмешкой отражает эти упреки, но обещает ему помочь освободить Маргариту. Фауст проникает в тюрьму, где томится Гретхен в ожидании казни.

Рассудок Маргариты помутился. Простоволосая, босая, она поет в заточении детскую песенку и вздрагивает от каждого шороха. При появлении Фауста она не узнает его. Принимая за палача, она умоляет дать ей дожить до утра. Он в отчаянии слушает ее безумные речи. Она говорит что-то о ребенке, которого надо покормить, просит не вести ее под топор. Фауст бросается перед ней на колени, зовет ее по имени («Гретхен, Гретхен!»), разбивает кандалы. Наконец она осознает, что перед ней друг. Цепи Маргариты падают. Она не может поверить в свое счастливое спасение. Фауст торопит ее: времени мало, надо бежать, поскорее покинуть темницу. Но Маргарита медлит, она упрекает возлюбленного, что он стал холоден к ее объятиям, «разучился целоваться»:

* «Какой ты равнодушный стал! Где растерял ты страсть былую? Ты мой был. Кто тебя украл?»

Маргарита рассказывает Фаусту, что «усыпила… до смерти мать, дочь своюутопила в пруду». Фауст снова просит ее поспешить: «Идем! Доверься, не тяни!» Она говорит Фаусту, что нет участи горше, чем «шататься с совестью больной, всегда с оглядкой, нет ли сзади врагов и сыщиков в засаде!» - и отказывается следовать за ним на волю. Он решает увести ее силой. Появившийся в дверях Мефистофель поторапливает Фауста. Они покидают тюрьму вдвоем, так и не уговорив Маргариту следовать с ними. «Я покоряюсь Божьему суду»,- говорит девушка. Уходя, Мефистофель бросает, что Маргарита осуждена на муки. Однако голос свыше произносит: «Спасена!» Предпочтя мученическую смерть и раскаяние побегу, устроенному дьяволом, Маргарита спасла свою душу.

Последний монолог Фауста (II часть)

Фауст снова стар и чувствует, что жизнь опять приближается к концу. Его ждет еще один удар - он слепнет и оказывается в полной тьме. Слепой и немощный старик, стоящий на краю могилы, Фауст все же стремится осуществить свою заветную мечту: построить плотину, чтобы отвоевать у моря кусок земли, которую каждый год затоплял морской прилив, лишая землю плодородия.

Развязка приближается. Мефистофель предвидит близкую смерть Фауста и сзывает лемуров, злых духов, чтобы приготовить ему могилу. Он надеется, что душа Фауста попадет к нему в руки. Слепой Фауст слышит звон лопат, и ему кажется, что это его народ занят строительством плотины. Им овладевают неистовая радость и энергия - он думает, что заветная цель уже близка. Однако незрячему Фаусту невдомек, что это не строители - вокруг него копошатся злые духи, роя ему могилу. Воодушевленный идеей созидания, он продолжает отдавать команды: «Вставайте на работу дружным скопом! Рассыпьтесь цепью, где я укажу. Кирки, лопаты, тачки землекопам! Выравнивайте вал по чертежу!» В его представлении возникает такая грандиозная картина богатой, плодородной и процветающей страны, где живет «народсвободный на земле свободной», что он произносит сокровенные слова о том, что хотел бы остановить мгновение.

* Увидеть я б хотел в такие дни.
* Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!
* О, как прекрасно ты, повремени!
* Воплощены следы моих борений,
* И не сотрутся никогда они».
* И, это торжество предвосхищая,
* Я высший миг сейчас переживаю.

Итак, роковые слова произнесены. Фауст падает на руки лемуров и умирает. Мефистофель уже предвкушает момент, когда согласно договору завладеет его душой. Однако тут появляются небесные силы, и начинается борьба злых духов с ангелами. Мефистофель осыпает ангелов проклятиями. Но розы, разбрасываемые ангелами и загорающиеся от огненного дыхания бесов, жгут тело Мефистофеля. Не выдержав борьбы, бесы бегут, и ангелы уносят душу Фауста к небесам. Душа Фауста спасена.

Другие сочинения по этому произведению

Ошибка Гете: «Фауст»
(перевод Пастернака)

Я бы не сказал, что эта вещь – самое лучшее из того, что было создано немцами. И, тем не менее, в ней есть что-то такое, что заставляет задуматься, и отправиться в путь разгадывания заколдованного.
Произведение начинается с посвящения, но не оно представляет первейший интерес. Думается, что основной стержень всей драмы определен поэтом в «Прологе на небе», в котором дан разговор и спор между Богом и Мефистофелем (дьяволом). Бог как высший Абсолют полагает, что люди и вообще – все живое – стремятся к идеалам, в пределе – к Нему, и в качестве примера называет Фауста. Фауст нацелен на поиск чего-то важного, осмысленного, в конечном счете – на бытийную сферу, квинтэссенцией которой всегда выступает Бог. Мефистофель же так не считает и спорит с Богом: чертовская идея заключается в том, людям на земле живется нелегко, всех их ожидает смерть, и именно это их и беспокоит в первую очередь. А поскольку Господь признается Мефистофелю: «Из духов отрицанья ты всех мене / Бывал мне в тягость, плут и весельчак», то последнего следует распознавать не просто как спорщика с божественным мнением, а как того, кто является отрицанием, или лучше сказать – противоположностью по отношению ко всему, что являет собой Первый. Как мы уже упомянули, Бог представляет собой квинтэссенцию бытия. Всякий, стремящийся к Нему, устремлен к бытию, и обратно – всякий ищущий бытие рано или поздно придет к Богу. Тогда Мефистофель, будучи противоположностью всего этого, во всем должен призывать к противоположности бытия, т.е. к небытию, к ничто. Действительно, что же еще такое смерть живого созидающего разума (отсутствие «божьей искры»), которую он, по сути, проповедует, как не прелюдия ничто? Разве не так следует расценивать его слова в разговоре с Богом: «Я расскажу как люди бьются, маясь. / Божок вселенной, человек таков, / Каким и был он испокон веков. / Он лучше б жил чуть-чуть, не озари / Его ты божьей искрой изнутри / Он эту искру разумом зовет / И с этой искрой скот скотом живет»?
Выходит, спор между Господом и Мефистофелем – это спор между Тем, кто утверждает исходную, первичную важность бытия, и тем, кто на первое место ставит ничто. Что первичнее – бытие или небытие – вот в чем вопрос. Шекспировское «To be, or not to be, that is a question» разворачивается в полную силу.
Получив разрешение от Господа доказывать свою позицию, Мефистофель приходит к Фаусту и на его примере пытается провести свою линию. Все произведение, по сути, об этом – о попытке доказать Мефистофелем, что первичным, исходным началом всего служит ничто. И в зависимости от того, к каким методам он прибегает, трагедия делится на две части.
В первой, относительно короткой части, Мефистофель с помощью волшебного зелья, практически обманом насаждает Фаусту свою идею (заключающуюся в том, чтобы тот в кого-нибудь влюбился), а дальше ведет его к печальной развязке этой идеи.
Ситуация здесь видится следующей. Наряду с народными массами, живущими сиюминутными проблемами и настроениями (моментом «теперь»), живет ученый муж Фауст, стремящийся к познанию чего-то предельного, абсолютного. Пока они живут раздельно, ничего плохого не происходит, при этом Фауст вполне уважаем, а само население живет, и, в общем-то, горя не знает. Иными словами, если устремленность к предельной осмысленности, к бытию всего сущего, не смешивается с устремленностью к моменту «теперь», к сущему, то и то и другое оказывается на равных правах и одинаково устойчиво.
Но вот, через колдовское зелье, Фауст увлекается Маргаритой – девушкой из народа. Более того, он заражает ее своей любовью. Это можно понимать как внедрение в народ обманной и потому ложной (осуществленной через зелье) идеи, идеи вообще. На философском языке это означает, что бытие, исходящее от Фауста, прикоснувшись к сущему, т.е. к девушке из народа, к Маргарите, оставило на нем свой отпечаток: в простом сущем возникла идея. В итоге это привело к гибели не только Маргариты, но и ее матери, брата и сына. Возникает ощущение, что Фауст своей «любовью» извел чуть ли не весь простой народ. Иными словами, получается, что прикосновение бытия к сущему уничтожает сущее, переводит его в разряд несуществующего, ничто. Именно этот результат и нужен был Мефистофелю. Это он так все подстроил и организовал, чтобы сложилось ложное впечатление о том, что будто бы осмысленность, бытийная наполненность однозначно приводит существующее к смерти, к ничто. Однако в последний момент его план провалился, поскольку Маргарита отказалась от услуг Фауста, а на деле – Мефистофеля, и не убежала из тюрьмы. Она предпочла смерть вечному ощущению себя преступницей. Оказалось, что идея своей чести для нее выше идеи дьявольской любви, и если последняя идея и вправду лишь разрушает, то первая идея, в конечном счете – идея божественных заповедей, а значит – и идея Бога, оказывается настолько сильной и важной, что с ней не может справиться никакой дьявол, в каком бы обличии он не представал перед нами. Маргарита на первое место поставила не жизнеотрицающую идею о своем эгоизме (стремление сохранить свою жизнь) и первичности ничто, а положительную идею о первичности общественных норм морали, наполненных божественным Абсолютом бытия, чем и спасла свою душу от адовых мучений («Спасена!»). Иными словами, Мефистофель руками Фауста хотел показать, что бытийная наполненность сущего переводит его в разряд ничто, так что стремиться к бытию не имеет смысла, а имеет смысл сразу, без бытийного посредничества, направляться к ничто. Но у него ничего не получилось, поскольку сущее, впитав жизненное бытие, им (бытием) и становится.
Однако дьявол, несмотря на свою хитрость и изворотливость, не понял это. Он решил (можно думать, что он так решил), что его неудача связана с неправильной тактикой, к которой он прибег: заколдовать Фауста, а все окружающее оставить нетронутым с тем, чтобы измененный Фауст способствовал его уничтожению (умерщвлению, движению в ничто). Поэтому в дальнейшем он стал действовать по иной схеме: Фауста оставил в покое, а заколдовал все остальное вокруг. Что из этого вышло – описано во второй части произведения.
А что же вышло? Если рассуждать здраво, то движущийся к ничто конечным результатом ничто и получит.
Действительно, в первом акте второй части Мефистофель учиняет фантосмогорический карнавал, где рекой льются иллюзорные золотые монеты, появляются фантомы прекрасных Елены и Париса, и вообще – все дышит необычностью, волшебством. Мефистофель явно задумал, чтобы люди забылись в этой прекрасной сказке, устремились к нему всем своим существом и забыли о реальной жизни, полной проблем. И у него эта задумка почти что получилась. А если бы она и вправду получилась, то оказалось бы, что люди устремляются к неимеющему реального содержания, к своему чистому представлению, к тому, чего на самом деле нет в реальности, т.е. – к реальному ничто. И вот тогда черт победил бы Бога. Но Фауст разрушил всю эту комбинацию. Он, в порыве человеческой и такой естественной страсти, дотронулся до Елены, в результате чего и ее фантом, и все другие фантомы оказались обнаруженными в своей ирреальности, взорвались. Благодаря человеческому естеству (порыву страсти), созданной, очевидно, божественным волением, обман раскрылся, нереальность, выдающая себя за реальность, исчезла, и перед Мефистофелем опять возникла за-дача доказать свою правоту перед Богом.
На этот раз он прибегнул к созданию совершенно удивительного существа – Гомункула, представляющего собой огонь в форме человечка внутри стеклянной колбы. Формально, конечно, этот Гомункул создал некий Вагнер – ученик Фауста, но его старания увенчались успехом лишь при появлении Мефистофеля. Очевидно, это – его колдовство, не зря ведь «человечек» назвал его своим кумом. Звание крестного отца дается не случайно.
Что же представляет собой этот Гомункул? Вагнер про него говорит, что он искусственно созданный мыслитель, а про себя тот говорит: «Пока я есть, я должен делать что-то», при этом он способен видеть незримое (описывает видения Фауста, когда тот лежал в забытьи). Иными словами, все указывает на то, что существо в кубышке символизирует сознание как таковое, как бы позднее выразился Гуссерль – трансцедентальную субъективность, которая а) активна, покуда она есть, б) мыслит, в) в мышлении проникает в любые закоулки вселенной. Получается, что Мефистофель на этот раз взял себе в помощники сознание, ограниченное определенными рамками (колба означает рамки, очевидно, в соответствии с весьма популярным при жизни Гете учением Канта). Задача сознания заключается в движении по цепочке теза – антитеза – синтез, в отождествлении противоположностей, в результате чего бытие имеет шанс перестать отличаться от небытия, так что стремление к первому может оказаться неотличимым от стремле-ния ко второму, и поэтому может быть заменено им. В результате Мефистофель, если бы его новый проект удался, хотя и не получил бы окончательного выигрыша в затеянном споре с Богом, но, по крайней мере, получил бы карт-бланш своей позиции, очень важной для него после двух явных неудач (с Маргаритой и с пиром во дворце).
И вот Гомункул пускается в исполнение своей миссии. Внешне это выглядит как его устремленность к полному очеловечиванию: нематериальное сознание хочет материализоваться; то, чего нет (ведь Гомункул – это Фихтевское чистое Я, которое не есть сущее, не существует) желает стать тем, что есть. Пройдя через разные истории, поучаствовав в споре с философами Анаксагором и Фалесом (хороший способ показать свою принадлежность к сфере мысли), он разбивает свою колбу о вполне материальный трон (колесницу?) Галатеи и истекает весь в океан. Тем самым он перестает быть собой, вообще перестает быть, а все его бытие перевоплощается в чудесный свет воды: Сирены замечают, что море начало играть разнообразными огнями. Получается, что все попытки материализоваться нематериальному разбиваются о жестокую реальность. Результатом этих попыток оказывается не то, что Гомункул-сознание очеловечился в буквальном смысле, не то, что сознание отождествилось с человеком и преобразилось в его плоть, а то, что этот Гомункул изменил отношение окружающих (в частности, Сирен) к тому предмету, на что излилась вся его сущность: окружающие увидели в знакомом море новые свойства, которых, очевидно, ранее не замечали (оно стало казаться им переливающимся разными огнями и цветами).
Мефистофель допустил, что если небытие и сущее являются антитезами бытию, то они должны совпадать по смыслу, так что для получения тождества бытия и небытия достаточно показать совпадение бытия и сущего, которое происходит в момент осознания себя существующим. В этот момент еще нет понимания себя как существующего, но уже есть факт схватывания себя таковым. Но чтобы это стало возможным, необходима ссылка на свою субстанциональность, которой нет в идеальном духе (чистое Я – это то, что не есть), следовательно, возникает потребность в материальной оболочке для Гомункула, в которой бы происходило отожествление идеального бытия и материального сущего в момент «теперь». Однако оказалось, что даже в этот момент «теперь», когда все чувства обострены до предела, а активность субъекта испытывает некий максимум, сознание после потери своих границ (колбы) перестает быть собой, так что автоматически теряется смысл очеловечивания того, что потеряло свое бытие. Проект по искусственному (осознанно-логическому), не природному, созданию условий для отожествления бытия и сущего явно провалился. Выходит, что Мефистофель в этой истории просчитался, поскольку посчитал возможным искусственно отожествить бытие и сущее. Это отожествление происходит только в живой, осознающей себя плоти человека в самый момент переживания себя, а все стремления к этому состоянию всегда бесконечно далеки от него. К моменту «теперь» бессмысленно стремиться, его следует лишь переживать.
Несмотря на неудачи, Мефистофель не сдается. В третьем акте второй части он придумал новую хитрость – поженить Фауста и Елену. Здесь мы имеем следующее. Фауст – человек и потому ограничен – с одной стороны, а с другой – он устремлен к бытию не только по причине того, что является ученым. Кроме этого, устремленность к бытию возможна лишь в ситуации неполной, ограниченной приобщенности к нему. Такое стремление может обозначать лишь тот, в ком уже имеется бытийная наполненность, но уровень этой наполненности недостает до желаемого предела. Именно такая ситуация имеет место у Фауста, что и заставляет его осуществлять все свои искания. Поэтому в данном месте произведения он предстает как символ такой ограниченности, которая своим существом указывает на бытие. Елене же во всем противоположна Фаусту. Она – бессмертная языческая богиня, не имеющая сущностных границ своего существования. Она, очевидно, уподобляется небытию, которое не имеет границ, не имеет характеристик.
После женитьбы у них появился сын, который, повзрослев, стал проявлять свойства не Елены, но Фауста – он стал стремиться то к победам, то еще к чему-то. Важно, что в нем проявилось свойство устремленности, отсутствующее у его матери, которая лишь покоряется обстоятельствам, плывет по течению потока событий. В результате, в очередном порыве в «ширь беспредельную», он бросается со скалы и разбивается. Юноша оказался человеком, как и его отец. Он умер, «божья искра сожгла его».
Синтез бытия и ничто порождает бытие. Это дает потенциал для тотального распространения бытия и вытеснения им всего, уничтожения небытия. В противном случае, если бы юноша не разбился и выжил, он уподобился бы своей бессмертной матери, отсылающей всем своим существом к небытию. Тогда именно оно заполонило бы собой все вокруг, не оставив место для бытия. Но Гете решил иначе. Он утвердил бесконечную важность бытия и ничтожность ничто. Божественность Единого опять возобладала над дьявольщиной. Это само естество жизни победило изворотливую хитрость.
Спекулятивный ум не удержать, и Мефистофель, порождающий умозрительную спекуляцию, направленную, как это ни парадоксально, против самой себя, снова, в последний раз, организовывает события. Только теперь он не жестко направляет совершающееся, а пытается подстроиться под имеющееся, так сказать – скорректировать естественным образом протекающую череду вещей. Конечно, в определенной степени эта череда обусловлена им самим в недавнем прошлом, когда он учинил гипнотический бал и путем обмана получил от императора разрешение на размножение ничем не подкрепленных бумажных денег. В результате этого в стране усилился развал, междоусобица и проч. Тем не менее, предыдущее коварство черта было направлено не на развал государства, а на получение иллюзии того, что блеф, ничто выше реальности, наполненной проблемами. Тогда у него ничего не вышло – ему помешал Фауст, свободный во второй части произведения от его колдовства и потому действующий сам по себе. Теперь же, после третьего акта трагедии, Мефистофель воспользовался предыдущими «наработками»: услышав, что Фауст решил отвоевать не-много суши у океана, он решил использовать эту глупость, для чего посоветовал помочь императору в готовящейся войне с теми, кому надоел развал в государстве и кто хотел порядка и естественного, а не мифического процветания. Войну Фауст с Мефистофелем, понятное дело, выиграли, чем усилили хаос и ослабили страну: император был вынужден расплачиваться землями и деньгами со своими слугами и с духовенством. Фауст тоже получил свой кусок берега, омываемый океаном. Это и надо было Мефистофелю, поскольку, как он надеялся (можно так предположить), Фауст своим бестолковым, никчемным делом лучше всего сможет показать самому себе бессмысленность каких-либо осмысленных устремлений. Тем самым он обнулит осмысленность бытийных поисков до ничтожного состояния, переведет их в небытие. Следовательно, их совместный контракт, заключенный в начале произведения, завершится, а спор с Божеством кончится победой Мефистофеля.
С самого начала осуществления этого последнего рывка для Мефистофеля все шло как нельзя лучше. В пятом акте мы видим, что Фауст вполне реализует свои желания. Как он признается в четвертом акте: «Не в славе суть. Мои желанья – / Власть, собственность, преобладанье. / Мое стремленье – дело, труд». И вот он учиняет строительство на своем берегу, воздвигает дворец, сады, отвоевывает у океана сушу с тем, чтобы потомки вечно поддерживали эту искусственную иллюзию благополучия. При этом люди опять страдают от всей этой деятельности. Что называется, лес рубят – щепки летят. Такими «щепками» оказываются обычные люди – добрые и безобидные старики и их гость, которых умертвили слуги Мефистофеля, подыгрывающего Фаусту. После этого спрашивается, кому нужны все эти стремления, если от них проистекают одни только беды? Наш герой, узнавший о смерти стариков, в отчаянии восклицает в адрес слуг Мефистофеля: «Я мену предлагал со мной, / А не насилье, не разбой. / За глухоту к моим словам / Проклятье вам, проклятье вам!». Здесь к нему приходит понимание того, что замыслив что-то, следует учитывать, что твои действия вовлекают в оборот другие силы, у которых намерения могут быть отнюдь не благостные, что это обстоятельство следует учитывать точно также, как и свои собственные усилия, а, не учтя это, легко впасть в ошибку даже при самых честных и добрых намерениях. Конечно, он уже совсем близок к тому, чтобы признаться самому себе в отрицательном характере своей активности, т.е. он приблизился к отрицанию ценности своих стремлений, к отказу от бытия. Это почти что победа Мефистофеля, и дух под названием Забота – явно чертовского подчинения – осуществляет первый шаг по завладению души Фауста – ослепляет его, лишает способности видеть реальность, погружает в область представлений и фантазий. Тем не менее, Фауст еще сопротивляется, в нем остается устремленность улучшать жизнь людей, он мечтает об их свободе: «Народ свободный на земле / Увидеть я б хотел такие дни». Что ж, благородно, только пораньше бы он пришел к этому – поменьше было бы смертей и несчастий, исходивших от него. А так, сколько бед он натворил – вспомнить больно: и семья Маргариты, и усилившийся развал в государстве с последующими (надо думать) междоусобицами, и масса загубленных жизней при строительстве дамбы – все висит на нем тяжким грузом. Как пел Высоцкий: «Ни сбросить, ни продать». Кто с чертом поведется, тот того и наберется. Вот Фауст и набрался жизнеотрицания, так что его последняя реплика о народной свободе – не более чем миг прозрения в предсмертных судорогах. Он стал хвататься за этот миг в надежде, что прошлое ему проститься: «Мгновение! / О, как прекрасно ты, повремени! / Воплощены следы моих борений, / И не сотрутся никогда они», и далее: «И, это торжество предвосхищая, / Я высший миг сейчас переживаю». Высший миг чего? Того, что перед ним предстали все его злодеяния? Или того, что он испытывает наслаждение от ощущения власти не только над теми людьми, которые сейчас, при его жизни, вынуждены нести непомерные расходы по обслуживанию его глупой прихоти – дамбы, но и над последующими многими поколениями, которым уже уготована аналогичная печальная участь? Конечно, нет. Просто Фауст переместил всю свою жизнь в миг переживаний, в момент «теперь», забыв о всех своих прежних «подвигах». Но вот именно це-плянием за миг он сам себя и столкнул в ту могилу, которую ему уже подготовил Мефистофель с помощью духов-лемуров.
Почему же так? Обычно это место произведения трактуют таким образом, что раз Фауст признается о высшем миге, то ему уже становится некуда и незачем стремиться, а раз так, то Мефистофель счел возможным посчитать, что его договор с Фаустом полностью исполнен. Не имея ничего против этой мысли, необходимо ее дополнить следующими соображениями.
Дело в том, что в философском плане вся трагедия представляет собой в разных ракурсах рассуждение о глубинных онтологических вопросах, имеющих теснейшую связь с тем, что называется «онтологической дифференцией» (выражение Хайдеггера). Полагая ничто первичным, а бытие вторичным, Мефистофель постоянно проводил линию по отождествлению ничто и сущего как в равной степени отличных от бытия форм. Тем самым он пытался ввергнуть сущее в ничто, уничтожить его, подвести к иллюзорности всего того, что существует. А поскольку бытие есть некая сфера смысла некоторого сущего, то Мефистофель, в конечном счете, пытался лишить бытие смысла, т.е. лишить его самого себя. Победа черта означало бы, что бытие оказывается неотличимым от ничто и, следовательно, ничто выходило бы той тотальностью, к которой и следует стремиться, минуя посредничество бытия. Так вот, возвращаясь к коронной фразе Фауста «Мгновенье! О как прекрасно ты, повремени!», необходимо отметить, что в ней выражается признание им неотличимости бытия и сущего: сущее ощущается в момент «теперь», но не осмысливается. Сущее переживаемо, не более того. А когда утверждается «мгновение...прекрасно», то дается оценка моменту «теперь», т.е. оно обволакивается смысловой оболочкой. В результате, бытие перестает отличаться от сущего, т.е. от того, что просто существует без акта осмысленности. Бытие теряет смысл, обнуляется. И раз Фауст к этому пришел, то он фактически согласился с бессмысленностью бытия, с первичностью небытия.
Мефистофель выиграл! Он выиграл по существу. Вся структура произведения была направлена на выяснение того, что же первичнее – бытие или небытие. И в конце у Гете выходит, что именно небытие лежит в начале всего.
Однако поэт, видимо, застеснявшись полученного результата, и находясь в каких-то глубинных противоречиях между своим умом и своими эмоциями, волею художника вырвал душу Фауста из пасти дьявола, и отправил его к Богу. Якобы, тот всю жизнь к чему-то стремился (к бытию) и поэтому достоин вечной райской жизни. Это явный поклон в сторону светской власти, к которой поэт сам и принадлежал.
Действительно, власти многочисленных образований Германии той поры, да и не только Германии, и не только той поры, учиняли разбой по отношению к своему народу или к другим народам. Возможно, Гете решил оправдать этот бандитизм: мол, раз кто-то стремился к чему-то, то, независимо от методов достижения целей, «герой» достоин оправдания. Так можно оправдать любую тиранию, и даже нацизм: ведь стремился же Гитлер к величию немцев, значит, ему прощаются все его преступления. В общем, бред какой-то. Самое интересное, что этот бред поддерживают многие критики, находя в этом некий «философский» смысл; будто бы Гете хотел сказать, что созидание возможно лишь через разрушение и проч. Однако стоит повторить, что такое окончание совершенно противоречит всей смысловой выстроенности произведения. «Фауст» оказывается сущностно несбалансированным, что и не позволяет мне отнести его к шедеврам человеческой страсти. Будь Гете последовательным, он либо сделал Фауста добрее (а заодно и умнее) и этим приблизил бы его к божественной правде, либо, если уж ему так хотелось, остановился бы на победе Мефистофеля и отправил Фауста в преисподнюю за все те злодеяния, которые он натворил за время своих «поисков» – будь они неладны.
Фактически трагедия «Фауст» являет собой не похождение смекалистого доктора Фауста из народных сказаний Германии, а глобальный проект Мефистофеля по доказательству своей силы. Именно черт играет главную роль в тех или иных сюжетах, а Фауст оказывается в подчиненном положении. Долгое время его спасало то, что черт – не Бог, и не обладает бесконечной силой, не может заколдовать все вокруг, подстроив Мир под свои запросы. Дьявол слабее Бога изначально, так что ему приходиться изворачиваться, довольствоваться тем, что он может изменить по своему усмотрению только часть Мира – то одного Фауста, то все остальное вокруг, кроме Фауста. И тем удивительнее фактический результат, к которому подошла трагедия: слабый черт победил (по существу, по структуре сказанного) сильного Бога. Не об этом ли скрыто мечтал Гете?